14 ноября 1993 года Управление охраны памятников древности при израильском Министерстве
культуры начало массированную недельную операцию раскопок в районе Мертвого моря в последней
отчаянной попытке обнаружить хотя бы еще одну малую часть того сокровища, которое уже почти
полвека известно всему миру как «Свитки Мертвого моря» или «Кумранские свитки».
Такая спешка объяснялась тем, что с созданием палестинской автономии израильтянам закрыт
свободный доступ в этот район, и палестинцы заявили, что потребуют возвращения им всех
археологических ценностей, обнаруженных за двадцать пять лет на контролируемых территориях. В
этом требовании их поддерживает Гаагская конвенция, подписанная Израилем в 1954 году, а также
прецедент, по которому Израиль передал Египту все, что было найдено в Синае израильскими
археологами.
Но все же история нахождения Свитков Мертвого моря стоит особняком, и, хотя о ней были
написаны десятки книг, мало кто обратил внимание на кончину человека, которому волей случая
довелось принять участие в одном из крупнейших открытий XX века.
Весной 1992 года в Бейт-Лехеме состоялись похороны состоятельного торговца Халиля
Искандера Шеина, более известного по прозвищу «Канду». Это событие могло бы пройти совершенно
незамеченным, если бы восьмидесятитрехлетний Канду не был известен среди археологов Израиля как
тот самый человек, через которого изумленный мир узнал о Кумранских свитках летом 1947 года. В
то время Канду был всего лишь бедным сапожником, который сидел в закопченной стенной нише и за
гроши чинил ботинки и сандалии. Но как раз его ремесло и помогло Канду завязать дружеские связи
с бедуинами из племени Атамра, кочевавшими от окраин Бейт-Лехема до самого Иерихона. Один из
бедуинов, мальчик-пастух, в поисках потерявшейся овцы как раз и набрел на пещеру с гигантскими
глиняными кувшинами, в которых лежали старинные кожаные полоски, испещренные квадратными
буквами.
Почему бедуины принесли свою находку именно Канду? Одни исследователи предположили, что
они просто рассчитывали использовать добротную кожу для починки сандалий. Другие полагают, что
бедуины обратились к христианину Канду, будучи уверенными, что он легко разберет непонятный
квадратный шрифт. Канду ничего не смог разобрать и обратился к иерусалимскому митрополиту
Антонию. Митрополит купил у Канду четыре свитка, заплатив за них четыре палестинских лиры
(эквивалентных сегодня ста пятидесяти долларам).
29 ноября 1947 года, в день принятия резолюции ООН о разделе Палестины, профессор
археологии Элиэзер Сукеник поехал в Бейт-Лехем и купил у Канду еще три свитка за тридцать пять
лир. Только через полгода, весной 1948 года, митрополит Антоний узнал, какое сокровище попало
к нему в руки, и в самый разгар битвы за Иерусалим уехал в Америку. Там он дал объявление о
продаже свитков, и, к счастью, они попали в руки израильского правительства, благодаря
расторопности будущего мэра Иерусалима Тедди Колека.
В течение пяти последующих лет израильскому правительству было не до организации
археологических экспедиций, и бедуины из племени Атамра успели набрать в обнаруженных ими
пещерах богатую добычу – все новые и новые свитки, которые у них с готовностью за большие
деньги покупало правительство Иордании.
Посредником в этих сделках как раз и стал сапожник Канду, который начал богатеть как на
дрожжах. Он покупал свитки у своих друзей бедуинов и перепродавал их втридорога отделу
древностей иорданского Музея Рокфеллера в Аммане. Бедуины предпочитали обращаться к Канду,
потому что опасались контактов с любыми правительственными чиновниками, да и сам Канду оказался
ловким и хитрым дельцом, сумевшим заручиться доверием всех сторон. Деньги, вырученные на этом
прибыльном деле, он осмотрительно вложил в самые разные предприятия и очень скоро стал
владельцем обширных земельных участков около Бейт-Лехема, открыл бензозаправочную станцию,
столярную мастерскую и большой антикварный магазин в Восточном Иерусалиме в дополнение к такому
же магазину в Бейт-Лехеме.
Деловое сотрудничество Канду с иорданскими властями успешно продолжалось вплоть до 1956
года, когда бедуины принесли ему сразу двадцать пять свитков, один из которых сохранился почти
полностью. Вот его-то хитрый Канду и не стал продавать, а спрятал под полом в коробке из-под
ботинок, рассчитывая со временем выручить за него огромные деньги. Ходили слухи, что один из
американских клиентов предложил ему за свиток миллион долларов, но Канду хотел два миллиона – и
сделка не состоялась.
Время от времени Канду показывал кусочек от свитка тем или иным потенциальным покупателям,
и так слух о сокровище дошел до известного израильского археолога, профессора Игаля Ядина,
который знал о Канду от своего отца, профессора Сукеника. Долгие годы Ядину не удавалось ничего
сделать, но его звездный час наступил сразу по окончании Шестидневной войны. Он послал
нескольких верных и опытных коллег в магазин Канду, и тем понадобилось почти трое суток долгих
бесед, уговоров, угроз и посул, чтобы добиться от Канду ответа, где же он прячет заветный
свиток. Свиток был конфискован, и в качестве жеста доброй воли Канду было уплачено сто тысяч
долларов. Канду пошел жаловаться самому Моше Даяну, и тот настоял, чтобы израильское
правительство и дирекция Иерусалимского музея уплатили Канду еще двадцать пять тысяч долларов.
Как только в Иордании узнали, что их доверенный посредник скрыл один из свитков, попавший
в результате в руки израильтян, с ним прекратили иметь дело. Но на благосостояние Канду разрыв
с Иорданией уже не оказал никакого воздействия. Он продолжал продавать те или иные находки
израильским музеям, а его предприятия приносили достаточный доход, чтобы он спокойно разъезжал
в роскошном черном «Мерседесе» и жил на ренту со своих миллионов.
Что касается жителей Бейт-Лехема, то красная феска и прозвище «Канду» надолго останутся
частью местного фольклора, а Кумранские рукописи или Свитки Мертвого моря, обретшие покой и
бессмертие в Иерусалимском Храме Книги, останутся частью еврейского культурного наследия и
истории.