Кончина видного израильского историка, профессора Михаэля (Мишеля) Конфино (1926-2010) не может не вызвать глубокого вздоха сожаления у всех, кто его знал.
Уроженец Софии, он одинаково свободно владел десятком языков, среди которых были русский, старославянский, латынь. В детстве он говорил с бабушкой на ладино, с матерью – по-французски, с друзьями – по-болгарски, а иврит освоил еще в молодежном сионистском движении. Докторскую диссертацию профессор Конфино написал об аграрной истории России XVIII века, став одним из крупнейших специалистов по истории русского крестьянства. Диапазон его интересов включал самые разные вехи российской истории, от нигилистов и анархистов – до неосионистов из движения отказников в СССР. Вот как раз на этом мы с ним и познакомились после выхода «Диссидентов и евреев».
Профессор Конфино был первопроходцем израильской советологии, создав факультет сначала в Иерусалимском, а потом в Тель-Авивском университете, где студенты называли его «царем». Юмор состоял в том, что там же преподавал и профессор римской истории Цви Явец по прозвищу «цезарь». Это был единственный случай в мировой истории, когда «царь» и «цезарь» отлично ладили друг с другом.
При всей его огромной эрудиции профессор Конфино никогда не подавлял собеседников. Он был тихим, мягким, высоко интеллигентным человеком из той породы могикан, у которых есть ученики, но нет преемников. Его хорошо законсервированный русский язык был напрочь лишен «советизмов». Как только выяснилось, что мы оба одинаково любим «Былое и думы», разговор быстро перешел к прогнозу Амальрика («Просуществует ли Советский Союз до 1984 года?»), который, по мнению профессора Конфино, звучал престранно, если не сказать абсурдно. Как и другие советологи, он не мог себе представить, что в один прекрасный день все дело его жизни развалится на кусочки.
А сын Михаэля Конфино, Алон, тоже стал профессором истории, уехал в США и преподает в университете Вирджинии. Года три назад он предложил «изъять историю из полемики евреев и арабов, ибо споры о том, что было и чего не было в прошлом, только углубляют пропасть между обеими сторонами, а привязанность к прошлому усиливает напряженность».
Это ли не комплимент свободомыслию отца-историка, если он воспитал сына-историка, предлагающего изъять историю, да еще из полемики евреев и арабов! Что же в ней останется? Земля? Религия? Смертники?