На фоне правительственных заверений о грядущих сытных годах экономического расцвета лучшим
напоминанием о «тощей» реальности стал фильм израильского режиссера Рама Леви «Хлеб», о
рабочих пекарни – выходцах из Марокко, живущих в городе развития Йерухам в Негеве.
Главный герой Шломо Эльмалиях, отец четверых детей, проработал пекарем двадцать лет.
Обложенный налогами, хитрый хозяин платит рабочим не деньгами, а хлебом, которым они
приторговывают на базаре. А потом убыточная пекарня и вовсе закрывается, и тихий,
богобоязненный Шломо оказывается на улице вместе с остальными – без работы, без денег, без
хлеба. Он запирается в своей квартире вместе со всей семьей и объявляет голодовку. Даже не
объявляет, а просто ложится на диван. В конце концов пекарня снова открывается и домашние
торопятся обрадовать Шломо, но он уже умер, никого не побеспокоив и не потревожив.
Актер Хайфского театра Рами Данон определенно сыграл свою лучшую роль в кино: его небритый и
неряшливый Шломо предельно убедителен и типичен в стремлении сохранить власть в семье, как в
доброе старое время, когда жена сидела дома, а отцовское слово было законом. Но времена
изменились и дочь Нава уехала в Тель-Авив в учительскую семинарию, а сын Барух – вор и хулиган
– после свадьбы стал «отрезанным ломтем».
Образ хлеба сопровождает фильм Леви на протяжении всех восьмидесяти четырех минут: хлеб –
как работа и профессия; хлеб – как пропитание; хлеб – как сама земля, на которой твердо стоял
бывший пекарь, а ныне безработный Шломо Эльмалиях. Рам Леви документально точно проследил
историю разрушения этого доброго и работящего человека, который сначала перестал быть
кормильцем и добытчиком, потом утратил власть над собственной женой, пошедшей тайком на швейную
фабрику, и детьми, и под конец потерял всякую веру в жизнь, всякую надежду: ироничным
отголоском этой темы звучит «Хатиква» на массовом митинге безработных.
Депрессия, в которую погружается Шломо, подчеркивается самыми разными приметами его быта:
обшарпанный дом, запущенная квартира, испорченный телевизор, выключенное радио и серо-болотный
цвет одежды у всех членов семьи, кроме вора и хулигана Баруха с его красным свитером и красным
шарфом. Играющему эту роль Моше Ивги отведена роль «раздражителя», ускоряющего действие фильма
своими психозами и буйством. Но смолкают крики Баруха, и вместе с опущенными жалюзи на семью и
на душу Шломо Эльмалияха опускается мрак, в котором вспыхивают лишь огоньки игрального автомата,
купленного Барухом, чтобы начать свой «бизнес». Фильм Рама Леви лишен какой-либо символики, но
экзотический игральный автомат в этой бедной квартире напоминает о той жизни, которую так и не
успел узнать еврей из Марокко Шломо Эльмалиях.
При подборе актеров Рам Леви ограничился только сефардскими евреями (в отличие от фильма
Барабаша «За решеткой» здесь вовсе нет «черного» дна и «белой» власти). Власть в лице местного
полицейского и председателя городского совета, состоит из молодого поколения тех же
марокканских евреев. Многие актеры родились в Марокко, и, по словам Рама Леви, «они еще не
забыли, как им жилось в бараках в этой самой пустыне».
«Хлеб» лишний раз доказал, как далеко ушел израильский кинематограф 80-х годов от
сусально-плакатных «бурекасов», герои которых имели так же мало общего с действительностью,
как субботняя хала – с горчицей. «Горчица» нашей повседневной жизни, изображенной в «Хлебе»,
ударяет в нос с такой силой, что многие безработные израильтяне сразу узнали себя в героях
фильма. Один из них сказал в газетном интервью, что «просто плакал глядя на Шломо, потому что
Шломо – это я».
Разумеется, нашлись те, кто обвинили Рама Леви в тенденциозности, сгущении красок,
«разгребании навоза» и еще громче закричали об экономическом расцвете, но, по всегдашнему
совпадению, незадолго до «Хлеба» показывали документальный телерепортаж о другом городе
развития в том же Негеве – Мицпе Рамон, где дела обстоят не лучше, чем у Шломо Эльмалияха и его
товарищей. Что же касается изображенного в фильме Йерухама, то на следующий день после показа
фильма туда отправилась съемочная группа 1-го телеканала, и ее репортаж напомнил, как зыбка и
расплывчата граница между вымыслом и реальностью. Как сказал один из тамошних телезрителей:
«В фильме хотя бы есть швейная фабрика, а у нас в городе и этого нет». «Бежать надо из этой
дыры, бежать!» – сказал другой. А третий, живущий на пособие по безработице, несмотря на свое
инженерное образование, только развел руками: «А что мне еще делать, не воровать же?»
Разумеется, «Хлеб» по-разному смотрели в Тель-Авиве, забитом новенькими автомашинами,
дорогими ресторанами и роскошными магазинами, и в городах развития, некоторые из которых более
походят на недоразвитых уродцев, лишенных государственной помощи и поддержки. Бен-Гурион мечтал
превратить пустыню Негев в «город-сад», она же постепенно превращается в «город-помойку»,
откуда все больше и больше жителей перебирается в центр страны, где хлеб продается вместе со
зрелищами.
И в заключение стоит отметить, что выдав Раму Леви восемьдесят тысяч долларов на постановку
его фильма, дирекция телевидения пожертвовала шестью развлекательными программами. Дирекция
правильно оценила ситуацию: если в старые времена толпа хотела «хлеба и зрелищ», сегодня
забастовщики и демонстранты в Израиле скандируют: «Хлеба и работы!» А зрелища могут подожать.